Естественный ход вещей.
Жизненный путь современной Западной политэкономики.
Содержание:
Послесловие.
Французский экономист Тома Пикетти - один из самых доскональных исследователей неравенства. В 2013 г. вышла его книга под названием "Капитал в 21-м веке", целиком посвящённая этой теме, где он охватывает период начиная с 18-го века. Там он предлагает определённым образом "подкрутить" этот наш капитализм - главным образом, посредством прогрессивных налогов на богатства (wealth tax). В 2019 г. вышел "сиквел" этой книги под названием "Капитал и идеология", где автор рассказывает, как неравенство оправдывается и защищается идеологически, и почему нам всё никак не дают "подкрутить" этот наш капитализм. Наконец, в 2020-м году Пикетти выпускает книгу под названием "Время для социализма", которую автор начинает со следующей фразы:
Если бы кто-то сказал мне в 1990 году, что в 2020-м я опубликую сборник статей под названием "Время для социализма", я бы подумал, что это плохая шутка.
Судя по всему, вот вам история радикализации одного отдельно взятого экономиста.
Гораздо более "приземлённый" Гэри Стивенсон пока что не призывает к социалистической революции, но основная его тема схожа с Пикетти. В своих видео он также обсуждает проблемы неравенства и концентрации богатств, только делая это на максимально доступном языке (правда, на английском, да ещё и с аутентичным - то есть не с американским - говором). Его основное предложение - тоже налог на богатства (wealth tax). Одним словом, это "Пикетти для народа", образца 2010-х. Интересно, разочаруется ли он в идее "просто подкрутить капитализм" ещё лет через десять, как его более академический коллега.
Янис Варуфакис пошёл гораздо дальше. Вероятно, желая покинуть хоть на время этот депрессивный реальный мир, в 2020-м году он выпустил книгу под названием "Another Now". Это художественная новелла - по сути, научная фантастика, описывающая альтернативную реальность, которая отделилась от нашей реальности где-то после кризиса 2008 г. И в той альтернативной реальности, в результате успешного высокотехнологичного восстания, установился демократический социализм. Варуфакис довольно детально описывает их политэкономическую систему, принципы её работы и некоторые её слабые места. Сам он любит говорить, что эту книгу он просто обязан был написать после многочисленных упрёков в том, что, дескать, он со своей критикой капитализма не предлагает никаких альтернатив.
Затем, вернувшись в наш реальный мир, Варуфакис подумал ещё несколько лет и вообще заявил, что пока мы тут спорили о том, достаточно ли просто "подкрутить" этот наш капитализм или же нужно его непременно свергать, этот спор и вовсе потерял всякий смысл. Потому что наш капитализм просто взял и сверг самого себя. В своей последней книге под названием "Технофеодализм" (которую, кажется, даже перевели на русский язык), Варуфакис утверждает, что то, что мы имеем сегодня, уже нельзя называть капитализмом. Но не спешите радоваться: по его словам, мы имеем дело с чем-то гораздо худшим.
Причины такого радикального утверждения мы уже, в общем-то, описали в прошлой главе. Основная динамика капитализма - это извлечение прибыли на рынках. А основная динамика системы, в которой мы живём сегодня - это извлечение ренты на платформах. Варуфакис именует последние "цифровыми феодами" (digital fiefdoms), отсюда и предложенное им название системы - технофеодализм.
На самом деле, существуют и другие, менее радикальные термины, описывающие примерно то же самое. Кто-то называет это "rentier capitalism" или "platform capitalism" или "asset capitalism". Суть одна: это прежде всего система, где преобладающей формой дохода является доход от собственности (от владения активами, платформами и так далее). Даже наименее радикальный из всех Гари Стивенсон признаёт, что эта система прямо противоречит одной из главных легенд капитализма - легенде о меритократии.
Аргумент Варуфакиса в том, что использовать любой из вышеприведённых терминов - это как использовать термин "индустриальный феодализм" для описания ситуации в 1770-м году: технически это может и верно, но упускается из виду масштаб происходящего. Тот факт, что тогда, в 1770-х годах, в мире развивались и набирали силу кардинально иные механизмы, уже образовался новый класс (капиталистов), экономическая власть отделилась от политической и перешла к этому новому классу, в обществе стартовала новая динамика... и всё это заслуживало хотя бы нового слова. И это слово было дано: сегодня мы рассматриваем те годы, как годы окончательного перехода от феодализма к капитализму. Несмотря на то, что феодальные отношения всё ещё продолжали существовать. И вот, утверждает Варуфакис, сегодняшние дни нужно также рассматривать как переход от капитализма к новой системе с её новой динамикой, новыми героями и легендами.
Но оставим в стороне академические дискуссии о том, как это называть. Гораздо важнее то, что эта система больше не работает для абсолютного большинства населения, причём не только для глобального большинства (т.е. населения планеты), но и для большинства "стран первого мира". Система, что называется, does not deliver. И сегодня очевидно, что большое количество людей это так или иначе ощущает, даже не имея чётких формулировок. Люди ощущают, что государства действуют не в их интересах, что демократия не работает, что у них нет прочных социальных подушек безопасности, что социальные сервисы ухудшаются, что нет уверенности в завтрашнем дне, что нет контроля за своей жизнью, что сложно что-либо планировать, что нет стабильности ни в работе, ни за её пределами, что нужно экономить на бытовых расходах, что качественных товаров и услуг вокруг слишком мало, что комфорт жизни стагнирует, что не понятно, как купить жильё, как дать образование детям и так далее - выбирайте себе любой набор. А если хотите одной фразой, то вот она: нет оптимизма. И так было не всегда.
Конец 1990-х - начало 2000-х были годами оптимизма в странах первого мира. Сегодня, оглядываясь назад, мы понимаем, что этот оптимизм держался на гигантской лавине из долгов и финансовых пирамид, и всё это рухнуло с треском в 2008 г. Но этот оптимизм хотя бы был. Была вера в систему. Но в результате политики государств после 2008, всё больше и больше людей заменяют его на пессимизм. Пессимизм, при котором капитализм работать просто не способен.
Этот пессимизм, закономерным образом, породил анти-мейнстримные, антисистемные настроения. Результаты этих настроений мы наблюдаем сегодня по всей Западной сфере влияния: от Брекзита до Трампа, избиратели используют любую возможность выразить своё недовольство статус-кво. А поскольку им оперативно объясняют, что в их тяготах виноваты вовсе не лавины из CDO и CDS, не рост неравенства и концентрация богатств, не политика austerity, перекладывающая риски финансистов на плечи всех остальных после кризиса, а исключительно мигранты, собирающие клубнику за пару евро в час плюс пособие, то в итоге мы получаем триумф ультра-правой политики.
И говоря о политике после кризиса, сложно не провести сравнение с послевоенными годами прошлого века:
В 1948 году, имея разрушенную (в том числе и в буквальном смысле в результате войны) экономику, Великобритания запустила первую в мире универсальную систему здравоохранения - NHS. Это был один из самых впечатляющих проектов создания социального государства. Следующие двадцать лет стали, вероятно, лучшим, чего достигнет капитализм за всю свою историю - в Европе, в США, в Японии... И это был безусловно период оптимизма во многих уголках Западной сферы влияния и за её пределами. Оптимизма и веры в систему, остатки которых мы всё ещё слышим иногда вокруг, но всё тише и тише.
В 2010 году, всё в той же Великобритании, также имеющей разрушенную экономику (но в этот раз без войны), уходящий министр финансов оставил записку своему вступающему на должность коллеге, где было написано: "Сорри, но денег больше нет.". Написал он это в шутку, но победившие на выборах консерваторы-тори использовали эту шутку как политическую правду, легитимизируя этим политику austerity, погрузившую Великобританию в длительную экономическую и психологическую депрессию.
И этими двумя примерами, столь разительно друг от друга отличающимися, я завершаю этот длинный цикл статей и надеюсь, что смог донести до вас хотя бы несколько простых мыслей:
что политэкономические системы рукотворны;
что они изменяются людьми, имеющими политическую власть;
что идеологии меняются вместе с ними;
что экономические модели служат идеологическими инструментами;
... и наконец, что эти инструменты служат для защиты статус-кво, убеждая вас, что именно текущая система есть результат естественного хода вещей, который ни за что не следует нарушать.
Потому что нарушать его - не в интересах тех, кто имеет экономическую, а значит и политическую власть.
“Как богатым убедить бедных использовать свою политическую свободу для сохранения власти богатых? Вот в чём заключается искусство консервативной политики нашего века!”
-- Энайрин Бэвен, британский политик, создатель NHS